Том 10. Рассказы и повести - Страница 76

Дверная ручка их квартиры не чистилась. Письма и газеты дня по два вылеживались в швейцарской. Непокорных жильцов, возвращавшихся домой после полуночи, Афиноген не без злорадства выдерживал на морозе у подъезда минут по пяти. Гостям Варенцовых, спрашивавших: «Дома ли?» — он врал ради педагогического воздействия, по вдохновению. Ничего не действовало.

Имевший определенные и довольно мрачные воззрения на супружескую верность и семейное благополучие жильцов, Афиноген старался найти какой-нибудь козырь против Варенцовых. Но все его тайные разведки были напрасны.

И обманутый скептик и скопидом решил, что восьмой нумер «очень аккуратен вокруг себя». Однако оружия не сложил, надеясь, что какая-нибудь «штука» да должна обозначиться. Тогда эти единственные непокорные жильцы в доме «войдут в понятие» и будут платить швейцару по-настоящему.

— Есть что? — спросил Варенцов.

— Почтальон только что подал! — официально-сухо ответил швейцар, подавая Варенцову повестку на заседание какого-то благотворительного общества.

— Писем нет?

— Подал бы…

Варенцов все-таки открыл ящик столика, у которого всегда дремал или читал газету швейцар. Затем взглянул на почтовый штемпель полученного конверта и, аккуратно положив в карман повестку, стал подниматься наверх.

Виктор Николаевич Варенцов жил в пятом этаже почти два года и никогда не находил, что высоко. Напротив, говорил, что наверху воздух лучше и подъемы полезны. Здоровый, с хорошо развитой грудью, он поднимался свободно, легко и ровно дыша. Но сегодня Варенцов подумал вслух: «Высоковато…»

Для кого — так и не досказал.

Он отворил двери своим ключом, бережно повесил пальто, смахнув с него паутину, положил шляпу на подзеркальный стол, сперва смахнув с него пыль, и перед зеркалом оправил свои густые, коротко остриженные, светло-русые волосы, волнистую бородку и мягкие небольшие усы.

Зеркало отразило чистенькое, пригожее лицо, свежее и румяное, дышавшее здоровьем. И весь он был чистенький в скромном пиджачке, с пестрым галстуком на высоком воротничке, стройный, крепкий и сухощавый, с белыми руками и обручальным кольцом на безымянном пальце.

Виктор Николаевич бросил взгляд на маленькую прихожую, потянул воздух красивым прямым носом и поморщился.

«Кухней пахнет, да и прихожая мала!» — решил Варенцов.

Проходя ровной неспешной походкой через гостиную, Варенцов и ее оглядел. И, словно бы заметив, что обстановка плохонькая и мебель потертая, подумал: «Не мешало бы обновить. Лина мечтает об этом!»

С этой мыслью Варенцов вошел в «уголок» Лины, как называла она часть большой спальной за драпировкой, — с мягкой, обитой светлым кретоном мебелью, зеркальным шкафом, этажеркой с книгами и несколькими фотографиями писателей на простенке над простеньким письменным столом, на котором стояли в хорошеньких рамах фотографии мужа, детей и родных.

II

На пестрой тахте сидела, поджавши ноги, с журналом в руке молодая женщина лет под тридцать в полосатой юбке и яркой блузке.

Она была очень интересна, свежая и недурная собой, с неправильными чертами оживленного и умного лица, с роскошными, отливавшими рыжиной, каштановыми волосами, собранными на темени в пучок тяжелых кос, с красивым пышным бюстом, тонкой талией и полными сочными губами, из-под которых блестели ровные, мелкие и острые, как у мышонка, зубы.

Варенцов особенно крепко и значительно поцеловал маленькую, холеную руку с несколькими кольцами на мизинце и одиноким обручальным на безымянном.

Не поднимая с книги глаз с крупными веками и длинными ресницами, Лина слегка и небрежно потрепала щеку Варенцова и сказала:

— Иди мой руки. Сейчас велю подавать!

Ее властный, повелительный голос с красивыми низкими нотами не был особенно ласков. Молодая женщина поднялась с тахты и приятельски-равнодушно взглянула на мужа. Но в то же мгновение пристальный и острый взгляд ее блестящих и выразительных красивых глаз впился в глаза мужа. И она спросила:

— Надеюсь, никаких неприятностей, Вики?

Уже сама возбудившаяся необычным выражением лица Вики, не выждав его ответа, молодая женщина нетерпеливо прибавила:

— По твоим глазам вижу, что что-то случилось… Говори, Вики.

— Именно случилось, Лина… И нечто неожиданное…

— Ну… Что ж молчал?..

— Только что хотел, Линочка… Без тебя не решил… Как ты на это взглянешь… После обеда мы основательно переговорим… обсудим… А теперь в двух словах…

— Да говори же!.. Говори эти два слова! Вот мямля! — раздраженно крикнула Лина.

И в ее загоревшихся глазах блеснуло что-то высокомерное, презрительное и насмешливое.

— Дай же договорить мне, Лина. Ты не даешь… И не кричи, ради бога, на весь дом.

— Государственная тайна!?

— А все-таки пока не проболтайся.

— Разумеется… Да говори же, Вики!

Понижая голос, Варенцов несколько торжественно и в то же время смущенно проговорил, как обыкновенно говорят чистенькие люди, впервые совершающие что-то очень важное для личного своего счастья и благополучия и в то же время понимающие и еще чувствующие, что они делают и что-то предосудительное.

— Сегодня Козлов вызвал меня и предложил перейти к нему…

— К нему?.. — изумленно уронила Лина, не зная еще, радоваться или нет…

Но на всякий случай прибавила:

— Он, кажется, человек недурной.

— Да… с правилами, Лина. Ты понимаешь, как был я огорошен неожиданным предложением… Очень значительное и самостоятельное место и… приличное… Шесть тысяч жалованья и тысяча наградных… Впереди, Лина, может быть, блестящее положение… И власть и крупное содержание… Я обещал завтра утром дать Козлову ответ… Что ты думаешь, моя умница?