Том 10. Рассказы и повести - Страница 12

Ракитин обещал зайти вечером.

Очутившись за дверями, он облегченно и радостно вздохнул. И оттого, что освободился от Неволина, и оттого, что сам он не умирающий, а здоровый, цветущий человек и пойдет, куда угодно.

«Бедняга. Что ж, всем надо умирать!» — подумал Ракитин.

И даже почувствовал к «бедняге» неприязнь. Придется все-таки заходить к нему, врать об его поправлении и испытывать неприятные впечатления при виде этого разлагающегося человека.

— И ведь воображает, что поправится! — не без удивления мысленно проговорил Ракитин.

XI

Ракитин нашел хозяйку в столовой.

Он попросил ее немедленно послать за сиделкой.

И вдруг вспомнил, что обещал сделать визит одной даме, с которой встречался в Петербурге и недавно встретился в Монтре. И он решил сейчас же ехать. По крайней мере, развлечется.

— Я не буду обедать сегодня, госпожа Шварц! — объявил Ракитин.

И нашел нужным прибавить:

— Обедаю в Веве… С одной знакомой.

— О, monsieur! — шутливо-строго сказала хозяйка и погрозила пальцем.

— Вы что же думаете? — смеясь, спросил Ракитин.

— Вы ведь опасный человек…

Ракитин от удовольствия вспыхнул. Он как-то особенно победоносно затеребил бородку и с преувеличенной напускной скромностью проговорил:

— Увы! И стар, и толст, и уж никому не опасен! До свидания. И, пожалуйста, сиделку.

— Сию минуту! — И хозяйка надавила кнопку. — Видно, какой вы старый!.. Bonne chance! — значительно промолвила госпожа Шварц с веселой поощряющей улыбкой.

И, сразу переходя в деловой тон и делаясь любезно-серьезной, прибавила:

— Вы знаете условия пансиона?

— Какие?

— Если не обедаете дома, плата за обед не исключается… Я обязана предупредить… Извините…

— Знаю! Знаю!

И, приподняв шляпу, Ракитин ушел и сел на трамвай.

Жена тайного советника, лет за тридцать, не оскорбляющая эстетических чувств Ракитина, элегантная брюнетка, приехавшая в Швейцарию с десятилетним мальчиком ради его слабой груди, уже порядочно соскучившаяся по Петербургу, обрадовалась приходу Ракитина.

Она с интересом прослушала о проблематической барыне, не приезжающей к влюбленному умирающему мужу, пожалела мужа, возмутилась женой, но, впрочем, старалась найти смягчающие обстоятельства, сказав несколько прочувствованных слов о женах, которые выходят замуж, не подумав, без настоящей любви.

Так как Ракитин знал, что и Наталья Ивановна Брике не подумала перед замужеством, так как господину Бриксу за шестьдесят, то Ракитин не без большого оживления и торопливо стал рассказывать о нелепых предрассудках брака и вообще о любви и смешил молодую женщину своей веселой, остроумной и дерзкой болтовней. Она смеялась недвусмысленным рассказам старого ухаживателя и знатока женщин, улыбалась его будто бы нечаянно срывавшимся комплиментам и, в свою очередь, не оставалась в долгу, рассказывая, как приятно болтать с таким умным, талантливым писателем.

Они проболтали целый день. Обедали вместе в пансионе. Гуляли. И оба кокетничали друг с другом, довольные, что не скучали.

Расставаясь, элегантная брюнетка с вкрадчивой обаятельностью просила не забывать ее и «посмеяться вместе», как сегодня. И Ракитин, конечно, обещал и несколько раз поцеловал ее душистую руку.

Он вернулся домой в десятом часу, очень довольный проведенным днем.

«Пожалуй, и досмеемся до маленького романа! Мужу за шестьдесят, а она с темпераментом и, кажется, не настолько глупа, чтобы заинтересоваться здесь каким-нибудь чахоточным молодым человеком!» — думал Ракитин и весело усмехался, уверенный, что произвел на скучающую барыньку впечатление.

А тайная советница в то же время, между прочим, писала одной приятельнице в Петербурге:

«Думала, что Ракитин умнее. Он воображает себя неотразимым и с первого же визита принял аллюры ухаживателя, не понимая, что он немножко смешон со своим самомнением, брюшком, мешками под глазами и разговорами о любви… Вероятно, думает за мной ухаживать, рассчитывая на роман. Конечно, я с ним кокетничаю от скуки, и ты догадаешься, как не трудно влюбить этого „молодого человека под пятьдесят“. Но даже и это не интересно… Эти пятидесятилетние господа не в моем романе. Довольно и своего супруга, который, по крайней мере, влюблен издалека и не будет знать, что мой верный рыцарь приедет на неделю в Женеву, и мы проведем с ним прелестные дни. Право, молчаливые двадцатипятилетние рыцари куда интереснее самых умных стариков, как мой влюбленный, подозрительный и требовательный благоверный, вечно говорящий о святости долга… О, какая свинья!»

Ракитин вошел в комнату и присел на балконе. Он забыл об обещании навестить вечером Неволина и был в мечтательном настроении самоуверенного женолюба, как в комнату постучали.

Мечтательное настроение сразу исчезло, когда вошла Берта и сказала, что больной уже три раза посылал за ним.

— Очень просил зайти.

— Ему хуже?

— Нет… Как будто бодрее.

— Сиделка там?

— Как только вы ушли, она пришла.

— Скажите, что приду сию минуту!

Он докуривал папиросу, чтобы оттянуть минуту посещения. Но, внезапно почувствовавши стыд за свое равнодушие к умирающему, швырнул недокуренную папироску, порывисто поднялся с лонг-шеза и вышел из комнаты.

Комната Неволина, слабо освещенная лампой под темным абажуром, казалась еще мрачней. Запах лекарств и спертый воздух казались невыносимыми. И самый больной в полутьме казался еще неприятнее и страшнее с его мертвенным лицом и блестящими глазами.